Я обратилась к Светлане после очередного срыва на маму. Каждый разговор заканчивался слезами, обвинениями, чувством вины и усталости. Я чувствовала себя плохой дочерью, даже когда защищала свои границы.
Светлана помогла мне увидеть, как я всё ещё пытаюсь «заслужить любовь» так же, как в детстве. Сеансы были мягкими, но очень точными. Я начала замечать, где заканчивается моя ответственность и начинается мамино поведение.
Сейчас я умею говорить «нет», не объясняясь по 10 раз, не оправдываясь. Общение стало спокойнее, я не обижаюсь, не жду одобрения. Я, наконец, стала взрослой в этих отношениях.

У меня с родителями всегда были напряжённые отношения. Они контролировали меня с детства, и даже когда я переехал и завёл семью, это не прекратилось. Я чувствовал, что не живу своей жизнью.
Светлана помогла мне разобраться с чувством долга, которое мешало выстроить здоровую дистанцию. Мы очень подробно разбирали сценарии из детства, мои реакции, привычки «угождать».
Через несколько месяцев терапии я впервые смог говорить с родителями спокойно, не проваливаясь в агрессию или вину. Я научился сохранять контакт, не разрушая себя. Это изменило всё.

Я всегда думала, что у меня «всё нормально» с мамой, пока не заметила, что не могу принять ни одного решения без её одобрения. Даже выбирая одежду или работу, я думала, «а что скажет мама».
Светлана помогла мне распознать это внутреннее слияние и страх быть «не такой». Я была удивлена, как много эмоций я подавляла — обиду, злость, усталость.
На терапии мы учились отделять мои желания от родительских. Сейчас я чувствую, что могу дышать — по-настоящему. У нас с мамой остался контакт, но теперь он не разрушает меня.

Я пришла к Светлане с хроническим чувством вины: мне казалось, что я «недостаточно благодарна», «плохо звоню», «не так помогаю». При этом каждый разговор с родителями оставлял во мне раздражение и усталость.
С помощью Светланы я начала видеть, как мои границы системно нарушаются — под видом заботы или «мы же тебе добра хотим». Мы учились говорить об этом: спокойно, ясно, без обвинений.
Мне стало легче дышать. Я почувствовала, что я не обязана расплачиваться за любовь. Сейчас я звоню не «потому что должна», а когда действительно хочу. И отношения стали теплее — парадоксально, но факт.

У нас с мамой были «приличные» отношения, но в них не было настоящей близости. Я чувствовала холод, отчуждение, но не могла это назвать.
Светлана помогла мне распознать собственную боль. Она была очень внимательной, глубокой и честной.
Благодаря терапии я научилась говорить о своих чувствах — не в обвинительной форме, а по-настоящему. И мама отреагировала. Мы стали ближе. Это дорого стоит.

Светлана — один из тех психологов, к которым хочется вернуться, даже когда стало легче. Она помогла мне найти опору внутри себя и перестать искать её в родительском одобрении.
Раньше я бесконечно доказывал, что «чего-то стою». Теперь я просто живу — и этого достаточно.
Отношения с родителями остались, но они больше не управляют моей жизнью. Я благодарен ей за это ощущение свободы и зрелости.

Мы с отцом не разговаривали 5 лет. Было много взаимных обид, претензий, молчания. Я не знал, как подступиться к этому.
Светлана помогла мне сначала выговорить то, что копилось годами. Без стыда, без оценки. Она дала пространство, в котором мне стало безопасно признавать уязвимость.
Через работу с ней я смог увидеть отца не как «монстра», а как человека со своими травмами. Это не оправдало его поступков, но позволило мне перестать тащить это всё внутри. Мы начали общаться. Осторожно, но уже без войны.

Я пришла к Светлане не как ребёнок, а как родитель. Мой взрослый сын отдалился от меня, мы почти не разговаривали. Я чувствовала, что теряю его, и не понимала, в чём моя вина.
Светлана помогла мне увидеть, как я сама воспроизводила то, что делали мои родители: советами, упрёками, тревогой. Она научила меня слышать, а не давить.
Это было больно, но освобождающе. Я попросила у сына прощения — по-настоящему, без условий. Он заплакал. Мы начали всё заново. Эта работа вернула мне семью.

Я всегда жила с мыслью: «терпи, это же твоя мать». Светлана помогла мне понять, что терпение — это не любовь, и что у меня тоже есть границы, желания, голос.
Мы работали над моим страхом быть «эгоисткой», над тем, как я ставила себя на последнее место. Сеансы были глубокими и очень личными.
Сейчас я не чувствую себя «плохой дочерью», если выбираю себя. И удивительно: моя мама, видя мои изменения, стала вести себя по-другому. Без давления, без упрёков. Мы начали слышать друг друга.

Светлана помогла мне прожить ту злость, которую я годами прятал за рациональностью. Я не думал, что можно быть одновременно сильным и уязвимым.
Мы работали с тем, как мои детские сценарии влияли на всё: от общения с отцом до ведения бизнеса. Я начал лучше понимать свои реакции и научился не быть «вечным бунтарём».
Сейчас я в мире с собой. А в отношениях с родителями появилось уважение с обеих сторон — впервые за много лет.